Падший Ангел. Он сидел на крыше. Дождь отбивал свой размеренный ритм, внизу хищными зверьми проносились немногочисленные автомобили. Но того, который Он искал взглядом уже в течение часа, среди них не было. Дождливой осенней ночью, когда ты в одиночестве сидишь на крыше, почему-то хорошо думается о всяческих абстрактных вещах: что есть Добро, Зло, Жизнь, Смерть, о дате Конца Света, и наступит ли этот конец по вине самих людей или люди просто уничтожат друг друга в Последней войне. Правда, в последнее время, при мысли о Зле, перед Его глазами всплывали не только гнусные лица пушеров, героиновых сутенеров, воротил криминального бизнеса, но и до боли знакомое лицо, которое он каждый день мог видеть в зеркале и в Её глазах. Свое лицо. Да, когда-то у Него была Она. У Него было светлое, лучистое лицо, мама иногда рассказывала ему, что акушерка, взяв его на руки, проговорила: «Он похож на маленького ангелочка». Но мама умерла, это наверное даже хорошо, что она умерла До.Ангелочек начал падать. Он падал еще До, до того, как «от передоза» умер его брат, до того, как обдолбанные ублюдки изнасиловали Её. Все это время Он падал, падал со все нарастающей скоростью. Падение, смерть брата, быстрое падение, Её гибель, Он в изнеможении до полу-смерти роет могилу, руками забрасывает ее, покупка «Мстителя», падение со сверхзвуковой скоростью. Падение Он помнил плохо. Хорошо Он запомнил лишь гулкий удар о холодную землю, который раздался, когда пуля, выпущенная из мстителя, в клочья разнесла голову одного из этих ублюдков. Яркая кроваво-красная вспышка. Он, весь в крови, с ножом, зажатым в руке, стоит над последним из них и непрерывно спрашивает: «Зачем?». Безумные, полные страха и ненависти глаза, бред о героиновой нирване, о новых людях, которым открываются безграничные просторы. Фонтан, алый фонтан, ознаменовавший собой конец бредового монолога. Собаки, почувствовавшие запах крови и собирающиеся в небольшие стаи в ночной мгле. Горящие глаза, как у убитых ублюдков. Потом была ночная охота на пушеров и сутеров. Потом он решил, что рыба гниет с головы. Еще несколько наглых, до омерзения самодовольных лиц превратились в кровавое месиво. Его никто не искал. Наркодельцы, хоть и не вели открытой войны, постоянно пытались нанести урон оппоненту, поэтому смерть одного из них мало кого удивляла. Те, кто действительно мог найти убийцу, спокойно устраивались в вожделенном кресле, усиливали свою охрану, проводили несколько «карательных операций и спокойно думали, как подсадить на свой товар стариков и грудных детей. Чутьем Он понимал, что за ним скоро начнется охота. Он не строил иллюзий по поводу того, что его не найдут. Найдут. Рано или поздно, но найдут. Агрессивная черная тень, несущаяся к соседнему дому, была тем, чего он так долго ждал, его мысли оборвались, «Мститель» мгновенно был выхвачен из под плаща, которым заботливо прикрывался от дождя. Прильнув глазом к прицелу он разглядывал огромную черную машину. Из дверей здания выбежал тощий человек и распахнул дверь машины перед очередным «вершителем судеб» этого проклятого города. Из машины вышел человек, совсем молодое лицо, которое органично бы смотрелось на какой-нибудь вечеринке для богатых и прекрасных, если бы не одно но: ледяной холод в глазах и улыбка хищника, пожирающего свою жертву. Такие ходят только на нужные встречи. Ублюдок. Кровавая пелена ненависти застлала Его глаза, палец плавно вдавил спусковой крючок, и сама Смерть вырвалась из ствола «Мстителя» и с огромной скоростью врезалась в голову ублюдка. Тощий удивленно хлопал глазами, ощупывая забрызганное чем-то теплым и липким лицо. Охрана засуетилась, ища огневую точку. «Ну вот. Еще один. Только сколько их? Сколько их в этом проклятом городе, в этом проклятом мире, в котором показаться ночью, которую он когда-то так любил, на улицах равносильно самоубийству, в котором деньги заменили людям смысл жизни, в котором такие слова как честь и совесть не значат абсолютно ничего. Даже творчество стало еще одним инструментом для зарабатывания денег. Здесь продается все: честь, совесть, любовь, явно или неявно, за деньги или положение в обществе, органы, дети, жизни…» - послышался звук оживших моторов лифта – « И ничего, никто уже никогда ничего не изменит, ни я, ни кто-либо другой. Пора.» Последний взгляд на Её фото, слова какой-то песни из прошлой жизни, неожиданно пришедшие в голову: Good buy, crow World, I’m leaving your today, Good buy, good buy. Good buy, all you people, This nothing you can’t say To make my change… Good buy… И он полетел. Перед ударом о землю он услышал(или это был обман воспаленного разума?) спокойный, несколько саркастичный голос: « Хм. Сам пришел?» Через полчаса на всех новостных серверах появилось сообщение о том, что, наконец найден маньяк, терроризировавший самых известных людей города. И лишь на нескольких свободных порталах появилась надпись – «Прощай, Падший Ангел».
Grey, польщен. О "Вороне" не помнил, если честно,(хотя такое забыть трудно, он всегда где-то там(кстати, недавно узнал, что "ворон" имеет 3 фильма, Вы случайно 2 или 3 не видели?) воображение подкидывало картины в духе "Города грехов". Оля Сам, сначала ручкой в тетрадку, потом пальцамИ в кнопки.
SinCity вышел уж больно гламурным... Ворон, Ворон и ещё раз Ворон, первый, разумеется - второго и третьего не видел. Да, и судя по отзывам, не много потерял.
В один миг мы с ним встретились….Встреча не была экстравагантной или неординарной…Обычная встреча обычных людей…Как мне показалось на тот миг, что я где-то уже видела его глаза…Они были такими знакомыми, такими глубокими и бездонными…он улыбался и своей улыбкой приглашал к общению…
В один миг мы стали одним целым…В один…Казалось, что мы созданы друг для друга…Такие разные внешне, но абсолютно одинаковые изнутри…Как будто мы половинки одного целого, когда-то потерявшегося в молекулах пыли…
В один миг, потерявшие из-за друг друга близких людей…Мы тогда жили мыслью о свободе…О свободе друг с другом, но не оценили ситуацию, в которой находились оба…
В один миг ты превратился из близкого в далекого и чужого, неродного…Милая улыбка все больше походила на оскал, глаза источали ненависть…Они больше не были древесно-карими…Они походили на два черных уголька, в которых раньше я видела неугасаемое пламя…
В один миг мы потеряли все, что у нас было общего…Создавалось такое ощущение, что мы барахтаемся в какой-то горной реке, ты начинал выплывать, но не оглядывался, а жива ли я еще?.. Если я набиралась сил и лидировала в этой гонке за выживание, то ты тянул меня назад, за собой…И я тонула…Я не кричала, не молила о помощи…И иной раз казалось, что все…Это конец…Но откуда-то брались силы, жажда к жизни…И я плыла…Плыла дальше…А где-то на горизонте виднелся ты…Ты плыл один…Так мы раскололись на две части…
В один миг, увидев меня, ты побледнел…Да, я выжила…Выжила без той сказки и свободы, которую мы делили на двоих…Выжила без тебя…
А теперь каждый миг я задаю себе вопрос, а правильно ли сделала, что выжила без тебя? Ведь на земле мы осколки неба… Мы как одно целое, но разбитое пополам…Но больше я не задаю себе вопрос: « А жива ли я еще?»…Я знаю на него вопрос…Нет…Я умерла там…Одна… И без тебя…
В один солнечный день красивый парень стоял на площади посреди города и с гордостью хвастался самым прекрасным сердцем в округе. Он был окружен толпой людей, которые искренне восхищались безупречностью его сердца. Оно было действительно идеально - ни вмятинки, ни царапинки. И каждый в толпе соглашался, что это самое прекрасное сердце, которое они когда-либо видели. Парень был очень этим горд и просто сиял от счастья. Неожиданно, из толпы вперед вышел старик и сказал, обращаясь к парню: - Твое сердце по красоте и близко не стояло рядом с моим.
Тогда вся толпа взглянула на сердце старика. Оно было помято, все в шрамах, в некоторых местах куски сердца были вынуты и на их местах были вставлены другие, которые совсем не подходили, некоторые края сердца были рваными. К тому же в некоторых местах в сердце старика явно не хватало кусочков. Толпа уставилась на старика - как он мог сказать, что его сердце красивее?
Парень взглянул на сердце старика и засмеялся: - Ты, возможно, шутишь, старик! Сравни свое сердце с моим! Мое идеально! А твое! Твое - мешанина шрамов и слез! - Да, - ответил старик, - твое сердце выглядит идеально, но я бы никогда не согласился обменяться нашими сердцами. Смотри! Каждый шрам на моем сердце - это человек, которому я отдал свою любовь - я вырывал кусок моего сердца и отдавал этому человеку. И он часто взамен отдавал мне свою любовь - свой кусок сердца, которое заполняло пустые пространства в моем. Но поскольку кусочки разных сердец точно не подходят друг к другу, поэтому у меня в сердце есть рваные края, которые я берегу, потому что они напоминают мне о любви, которой мы делились.
Иногда я отдавал куски моего сердца, но другие люди не возвращали мне свои - поэтому вы можете видеть пустые дыры в сердце - когда ты отдаешь свою любовь, не всегда есть гарантии на взаимность. И хоть эти дыры приносят боль, они мне напоминают о любви, которой я делился, и я надеюсь, что в один прекрасный день эти кусочки сердца ко мне вернутся.
Теперь ты видишь, что означает истинная красота? Толпа замерла. Молодой человек молча стоял ошеломленный. Из его глаз стекали слезы. Он подошел к старику, достал свое сердце и оторвал от него кусок. Дрожащими руками он протянул часть своего сердца старику. Старик взял его подарок и вставил в свое сердце. Потом он в ответ оторвал кусок от своего избитого сердца и вставил его в дыру, образовавшуюся в сердце молодого человека. Кусок подошел, но не идеально, и некоторые края выступали, а некоторые были рваными.
Молодой человек посмотрел на свое сердце, уже не идеальное, но более красивое, чем оно было раньше, пока любовь старика не коснулась его. И они, обнявшись, пошли по дороге.
Ну блин ребята(VolanD*НичьЯ*) , чё сказать, скажу честно раньше не читал, было лень! Чёто вроде читал, но погистично, не помню Но сегоня прочёл и обомлел, так написать... У меня просто нет слов! Я очень вам завидую! Хотел вставить смайлик но не могу подобрать, такого что передал бы имоции! Будь я почетаемым мудрецом, для меня было бы огромной честью знать вас! В общем, я вами горжусь!
Думал. Долго (минут десять). А стоит ли вообще соваться с ним на форум. В результате, по ряду субъективных причин, решил ограничиться фрагментом. Если вы сможете дочитать его до конца, и (о, ужас!) он вам понравится, то целиком рассказ можно прочитать здесь
РАЗВЯЗКА: БЕГСТВО (фрагмент)
Та ночь ничем не отличалась от всех прежних – Ходока вновь мучили кошмары. Хотя вряд ли следует называть сон кошмаром лишь за то, что он преследует тебя изо дня в день (из ночи в ночь?) который год подряд. А стоит ли винить сон в том, что раз за разом, пусть даже и за его гранью, ты принимаешь неверное решение? Но на это раз Ходок-из-сна повёл себя иначе, и сумрачные видения перестали быть отражением реальности. Вновь очутившись на первом курсе, он не вышел в оказавшуюся незапертой дверь топологической лаборатории, а вошёл в неё. Теперь вместо заснеженной пустоши Холода его окружал осенний парк. Стоял конец октября, и опавшие с деревьев листья полностью скрыли дорогу, уводящую вглубь парка. Ходок-из-сна не видел её, но помнил, что она есть, и что выложена она чёрным кирпичом. Он шёл по ней, понимая, что теперь он свободен, что нить, связывавшая его с Холодом, наконец-то разорвана, и он волен идти куда пожелает. Но чем дольше он шёл, тем тоскливее ему становилось. За стенами Универсума не было ничего, кроме этого бесконечного парка и этой, столь же бесконечной, дороги. Дороги, ведущей из ниоткуда в никуда. Он обрёл жизнь, смысл которой состоял в поиске смысла. Поняв это, Ходок-из-сна остановился и перестал существовать, став багряно-золотым вихрем мёртвой листвы, терцией, канувшей в безвременье вечной осени… Тебе страшно, но ты никогда не просыпался от своего крика. Предпочитаешь умирать молча? Открыв глаза, Ходок протянул перед собой руку и ощутил, как ладонь коснулась прохладной гладкой поверхности. «Стена» - подумал он и повернулся на другой бок. Его взгляд, начавший было бесцельно блуждать по комнате, скользнул по окну, в которое таращились равнодушные ко всему на свете звёзды, и остановился на кровати предполагаемого соседа, стоявшей у противоположной стены. Всё то время, что здесь жил Ходок, она оставалась пустой. По рассказам вечников из аспирантуры, странную койку вообще никто никогда не занимал – в боксе 402 всегда обитал только один студент. На вопрос Ходока, почему, в таком случае, никто из жильцов не изъявлял желания спать у окна, умники-аспиранты посоветовали ему самому провести там хотя бы одну ночь. Он согласился, а утром, проснувшись и попытавшись подняться с кровати, внезапно понял, что видит сон, проснулся вновь… и всё повторилось. Стоило ему только оторвать голову от подушки, как он, сам того не желая, осознавал иллюзорность всего происходящего и просыпался. Снова и снова. Пока, наконец, не проснулся в абсолютно пустой аудитории на лекции по цифровой нейролептике - предмету, о котором никогда, ни до, ни после того случая, не слышал. Лектор, словно только и ждавший его пробуждения, буркнул что-то типа «давно пора» и исчез. Вернувшись в комнату, Ходок нисколько не удивился тому, что кровать-у-окна как была, так и осталась панцирной сеткой с четырьмя ножками без малейших признаков матраса, подушки и прочего. Он даже и не пытался понять, что произошло, где он спал, и спал ли вообще, а просто прекратил все свои расспросы и забыл про существующую у него под боком аномалию. Однако реальность такой расклад будто бы не устраивал. Сначала Андрей Белорецкий во время своего последнего запоя (последнего потому, что после него Белорецкий ушёл в Холод), поведал о чертежах, якобы хранящихся на кафедре теоретической механики. Из чертежей, по его словам, было явно видно, что внешняя стена в 402-ой намного тоньше, чем следовало бы… Теперь вот сетка злополучной кровати казалась прогнувшейся, точно на ней кто-то лежал. - Волчья сыть, - досадливо пробормотал Ходок и сел на постели. Ступни его тут же обожгло ледяным кафелем, но он не обратил на это никакого внимания и подошёл к кровати-у-окна. Сетка и в самом деле была выгнута, повторяя очертания чьего-то тела. Ходок провёл рукой в сантиметре от неё, но не почувствовал ничего, кроме прохлады, исходившей от настывшего металла. Он надавил на сетку снизу – она пошла вверх без малейшего сопротивления, но как только Ходок отпустил руку - вернулась в исходное положение. - Вот я везучий… – обращаясь непонятно к кому, посетовал Ходок. Оторвав начавшие примерзать к кафелю ступни, он добрёл до отгороженного закутка, именуемого санузлом, и оторопело уставился на зеркало, покрытое изморозью. - А вот это, знаете ли, уже перебор…
Силуэт. Я шла по городу в надежде найти покой. Душевный покой. Меня что-то беспокоило, но я не могла понять что именно. Природа как будто помогала мне, на улице поморосил дождик. Я шла по мосту и увидела его. Я поняла, что это моя судьба, мой идеал. Я остановилась. Я смотрела на приближающуюся фигуру, а из глаз текли слезы. Он остановился. Мы стояли молча, мы понимали друг друга без слов. Мне казалось я знаю его всю жизнь. Но нам не дано быть вместе. Я заметила кольцо на его правой руке. Слезы текли еще больше. Почему так всегда, когда находишь, то обязательно потеряешь. Прошло минут пять. Мелкий дождь превратился в ливень. Зонтик мне не нужен, мне нужен только он. Он коснулся моих губ своими губами и ощутил соленый вкус моих слез. А я ощутила сладость. Он обнял меня и крепко прижал к себе. Я была счастлива. Это лучший момент в моей жизни. Ну почему нам не быть вместе? ему надо уходить...он протянул мне плюшевого мишку и сказал: "Береги его". Фигура начала отдаляться, а в душе крик....Я слышу его сердце, я нужна ему, но ничего сделать нельзя. Он растворился. Я очень громко закричала, на секунду время остановилось и я решила прыгнуть с моста, вниз, отдать себя воде, но его образ перед глазами и слезы не давали мне этого сделать. Я пошла дальше и поняла, что никогда больше не найду покой и не увижу Его....
Ну блин понятно, что это просто от души...никто не говорит, что так может быть на самом деле. Простто выплеск эмоций. А причем здесь эмо я вообще не поняла. Наверное у вас уже ассоциации. Вообще то он мишку ребенку нес, а потом решил её отдать, вот.
Отправлено: 22.12.07 16:20. Заголовок: Вот интересно, зачем..
Вот интересно, зачем я это делаю?
ГОВОРИЛЬНЯ
Безумное чаепитие. Куда там Кэрроллу! Самые безумные чаепития творятся не в кроличьей норе, за столом с безумным шляпником, ореховой соней и мартовским зайцем. Маленькая кухня маленькой квартиры, утренний чай, долитый кипяточком, малиновое варенье из трёхлитровой банки – вот она, сцена на которой непризнанные актёры играют настоящие безумные чаепития. С.Лукьяненко «Ночной Дозор»
Погодка, к слову сказать, выдалась пречудеснейшая. Дождь, зачинавшийся утром как некая слабоосязаемая водяная взвесь с едва ли не отрицательной массой, к вечеру благополучно метаморфировал во вполне состоявшийся октябрьский ливень. Монолитно свинцовое, стремительно темнеющее небо, минуя невнятный городской спектр, состоявший большей частью из фальшивых радуг всяческих полуказино и великой красно-белой реки дорожного движения, плавно перетекало в не менее монолитную в своей аморфности чёрную грязевую жижу. Целеустремлённо плетущиеся по всем мыслимым и немыслимым направлениям прохожие весело цеплялись друг за друга разномастными зонтиками, что, вне всяких сомнений, добавляло им жизнерадостности и человеколюбия. Вектор осмысленности окончательно уравнялся с нулём. В таких вот неоднозначных декорациях, на мой неискушённый взгляд, хорошо делать лишь две, в корне своём различные, вещи. Во-первых, можно, дописав (не исключено, что кровью) последнее в своей жизни стихотворение, пускать пулю в лоб (глотать снотворное, шагать в окно, принимать ванну – в силу, опять-таки, неискушённости судить о преимуществах того или иного метода не берусь). Вторая же альтернатива предполагает наличие доброй компании (хе-хе, пэст тайм виз гуд компани… Ричи – мужик умный, даром, что англосакс), соответствующего компании реактиватора (не путать с расширителями!) сознания и необозримо огромной кучи таинств бытия, постижение коих на трезвую голову невозможно в принципе. Из всего этого многообразия я, как личность толстокожая и к радикальным формам красоты невосприимчивая, всегда выбирал раскопки в недрах вселенских тайн. И по этой самой причине в данный момент я пребывал на автобусной остановке. За спиной упомянули о близких родственниках сибирской погоды. Я обернулся. Придерживая рукой фонарный столб, хотя тот вроде бы никаких попыток скрыться с насиженного места не предпринимал, в неровном круге света возвышался коренастый гражданин вида для наших широт и времени года, мягко говоря, необычного. Облачение его составляли умеренно белый пиджак, куда менее белые шорты и сланцы на босу ногу, цвет которых в силу всего вышеописанного разглядеть я как-то не удосужился. Вдобавок ко всему был он совершенно лыс, весьма и весьма небрит, в ещё большей степени нетрезв и, видимо осознавая неуловимую странность происходящего, пребывал в глубочайшем унынии. - Братишка, временем не богат? – осведомился гражданин. - Ась? – восхитился я нетривиальностью вопроса. Незнакомец вздохнул, издав при этом звук, заставивший вспомнить о работе кузнечных мехов, и вопросил повторно. Я помотал головой, в знак чистоты помыслов демонстрируя запястья. На всякий случай, оба. Не помогло. - Ну, хотя бы приблизи-и-ительно-о-о? Содержание заданного вопроса, по всей видимости, пробудило мозжечок незнакомца и он, в полном с ним соответствии, начал приближаться ко мне. Секунд пять его порывы сдерживала рука, не желающая расставаться со столбом, но, в конце концов, и она сдалась. Подволакивая посиневшие от холода ноги, сверкая лысиной и обозревая окрестности мутными очами зловещий белопиджачник сокращал ещё совсем недавно надежно разделяющее нас расстояние. Я, растрогавшись от столь самоотверженного стремления незнакомого человека к общению со мной, начал понемногу пятиться к проезжей части, хотя особых иллюзий по поводу внезапной подмоги не питал. - Десять, - навскидку выпалил я и тут же понял, что промахнулся минимум на час. Гражданина, впрочем, ответ мой устроил, и он остановился. Пару минут он прояснившимся взглядом молча созерцал небо, а затем… - Пояс Ориона, - прошептал незнакомец с улыбкой блаженного. Удирать уже не хотелось, зато наружу всё настойчивее рвался смех. И что-то подсказывало, что вряд ли он будет похож на смех нормального человека. - Его сейчас не видно. Часам к двенадцати поднимется, - меня в данный момент тот факт, что на небе ни черта не видно, беспокоил слабо. - Секёшь? – полюбопытствовал незнакомец, теряя интерес к небу, а вместе с ним и улыбку. - Есть немного, - скромно подтвердил я. - А я со свадьбы, - со всеобъемлющей тоской в голосе сообщил он. - Бывает, - сфилософствовал я, ничуть не удивляясь способностям собеседника к удержанию смысловой линии разговора. Да и чему, скажите мне на милость, тут удивляться? Ориона не видно, значит где-то поблизости свадьба. Железная, блин, четырёхмерная логика! - Ждёшь кого? – щегольнул очередным надлогическим переходом белопиджачник. - Воздухом дышу, - по сюжету полагалось добавить «… и никто, совсем никто не знает, что я здесь». Скрипнув тормозами, у обочины остановилась чёрная иномарка без опознавательных знаков, но с пожухлым воздушным шариком пурпурной окраски на месте флагманского гюйса. Однако. - За мной, - удручённо пояснил незнакомец, протягивая мне руку. – Нашли всё-таки. Я с чувством ответил на рукопожатие – очень уж воссоединение загадочного гражданина с его, надеюсь, друзьями меня обрадовало. Завершив ритуал прощания, мой новый знакомый (а то, что это я – незнакомец да незнакомец) по затухающей синусоиде подошёл к машине и нырнул в открывшуюся заднюю дверцу. Причём, как мне показалось, его туда скорее втягивали, нежели полз он сам. Дверца захлопнулась. Свалившийся в процессе втаскивания сланец остался сиротливо мокнуть на асфальте, хотя, если кого в тот момент заинтересовало бы моё мнение, был отличным претендентом на роль кормового флага. Буркнув что-то на своём забугорном наречии, чёрная иномарка отчалила в ночь. В появившейся на миг небесной прорехе мне поочерёдно подмигнули три звёздочки Пояса Ориона. - Здравствуй, Минтака. Здравствуй, Алнилам. Здравствуй, Алнитак, - в порядке старшинства поздоровался я с каждой. Вот такой вот я вежливый, и ничего тут не поделаешь. - Джалам, Митрич! – проорали неподалёку. Что характерно, опять за спиной. Вот денёк, хоть голову на подшипник сажай. Вывалившись, иначе и не скажешь, из автобуса, ко мне спешил Андрюха Стоборов – мой старинный товарищ и «почти родственник». Года полтора назад без видимых на то причин он побросал все дела и вместе с женой убыл в Новороссийск, отчего его коллеги по бизнесу очень расстроились и долгое время интересовались, не известно ли мне, случайно, местонахождение многоуважаемого Андрея Александровича. К счастью для меня, сырокоптильный бизнес оказался не таким уж и крупным, а доля участия моего нерадивого товарища в его развале не столь уж значимой, и дело обошлось без применения допроса третьей степени. То ли время и впрямь оказалось отличным патологоанатомом, то ли компаньоны сами решили последовать Андрюхиному примеру и попроведывать родню в разных краях нашей всё ещё необъятной Родины, но в один прекрасный момент напряжённость в предпринимательских кругах города сошла на нет, и А.А.Стоборов торжественно вернулся из ссылки восстанавливать утраченные, казалось бы навсегда, связи. На время репатриации законного жилья из загребущих лап кредиторов он, как не трудно догадаться, планировал оттяпать часть моего жизненного пространства. У меня по этому поводу никаких возражений не имелось. Одежда Стоборова, слава Богу, с погодой вполне гармонировала, а траектория перемещения пролегала по кратчайшему расстоянию между двумя точками. Рукой свободной от объёмистой спортивной сумки (ей оказалась правая) он дружески поприветствовал меня неслабым хлопком по плечу. Я, опять-таки исключительно по-дружески, легонько двинул ему под дых, сопровождая сие действие проникновенным возгласом «Йоханг!». Андрея всё это крайне удивило, но такой уж видать сегодня день. - Рехнулся? – сочувственно поинтересовался он. - Вы, пан Анжи, мерзавец редкостный, - объяснил я своё поведение. Совесть Андрюхи проснулась на удивление быстро, и он предпринял попытку смягчить приговор. - Митрич, да я хотел предупредить! Так ведь эти ж гады, туды их… - И брехлопут, к тому же, - мстительно добавил я. - Сам неумный, - попытался обидеться Стоборов. - Твоё счастье, что не пришибли меня, а то стал бы тебе по ночам являться… - нараспев изрёк я, вздымая руки к небу. Несчастный Андрейка молча хлопал глазами, понимая, что это ещё не всё. - …Пел бы при этом Гражданскую Оборону… Андрейка ухмыльнулся. - …И Лера бы от тебя ушла. К Топорскому, - завершил я описание восьмой казни египетской. - Точно спятил, - констатировал обвиняемый. - И всё из-за тебя, - согласился я. – Как жить-то с таким грузом на душе будешь? - Долго и счастливо. Возможно даже, умру в один день. Но впредь обязуюсь подобного не совершать. - То-то же. Ну что, за фуражом и в путь? - Веди, Вергилий, нас по кругам ада! – откликнулся мигом повеселевший Андрей. - Кстати, о Вергилии… - вспомнил я уже на ходу. - Чего? - Да вот хоромы мои… - В римском стиле обставил что ли? - Ага, хрущовка времён заката республики, - усмехнулся я. – Нет, рассказывать тут бесполезно, ещё звонить начнёшь куда попало… На месте разберёмся. Я прибавил ходу, дорогу особо не разбирая – темно, да и разницы как таковой не было. Моим берцам не было. Андрею же с его пижонскими туфлями оставалось лишь обречённо чертыхаться. Вину свою надо искупать кровью… Ну, или ухлюстаными брюками, на худой конец.
***
Реактиватор был откупорен и разлит, картошечка настругана и зажарена, гуляш извлечён из холодильника и разогрет. Закупленные в ближайшем месте круглосуточного скопления провианта разносолы разместились в соответствующих положению чашках-плошках и потихоньку восстанавливали термодинамическое равновесие с окружающей средой. Во всём мире воцарились тишина, покой и благоговение. И лишь печальный обладатель белого пиджака метался по салону чёрной иномарки, катящей куда-то загород, бормоча: «Какое кольцо? Какой отец? Какое благословение? Я ж ведь в хлам пьяный был! Я и говорить-то не мог!..» Прочие пассажиры этого более чем странного экипажа успокаивали его тем, что он и сейчас отнюдь не трезв, а значит, всё в порядке. Мир продолжал благоговеть… - Нутес-с-с… Скъёль? - Скъёль! Стопки с целеустремлённостью камикадзе врезались друг в друга, расплескав при этом добрую половину своего содержимого. Послышалось методичное причмокивание и звяканье металла по стеклу. Гуляш вышел на диво пристойным – мадьяр, конечно, привередливо отворотил бы от него нос, но мы-то не мадьяры, а посему поглощалось блюдо за милую душу. Я представил, как живущий по соседству пубертат, не удостоившись чести отведать моего гуляша, ставит точку в последней строфе, и отправил в рот полный навильник золотистой картопли. Водятся же дураки на белом свете… И ведь стишок-то, наверняка, так себе получился. Повторили. Ещё разок. И ещё. Грибочки, огурчики и загадочная зелёная хрень, выдаваемая хитрыми корейцами за нечто съедобное, также оказались очень кстати. Снедь и горячительное таяли с удручающей скоростью, обсуждаемые проблемы с точно такой же скоростью отрывались от реальности. Добивающую закусывали чудом отыскавшейся в холодильнике нарезкой. - Боглах, - провозгласил Андрюха, чуть было не откинувшись на несуществующую у табуретки спинку. «Боглах» - это просто. Это значит «катите меня к ближайшему болоту, ибо лучше сразу помереть, чем так мучиться». Также известно, как «в жизни больше есть не буду». - Митрич, у тебя что, стены такие тонкие? Я, кажись, соседей слышу, - отвлекая меня от лингвистических размышлений, поинтересовался Стоборов. Я прислушался. Это были не соседи. - Слушай, - прошептал я. Кухню наполняло едва различимое бормотание, но с каждой секундой оно становилось всё громче и членораздельнее. Говорили несколько голосов, поочерёдно выделяясь из общего потока. - …Селиванов прав, этого нельзя больше терпеть… - …а вот здесь, здесь читай… - …явное искажение идеалов партии… - …я по «Голосу Свободы» вчера… - …и лики вечно пьяных вождей!.. Внезапно удивительно чистый и сильный голос произнёс, чеканя каждое слово: - Ваша теория противоречит сама себе, – и тут же всё стихло. Заткнулся даже хорошо знакомый мне чтец-декламатор со своими «пьяными вождями», а его утихомирить было ой как непросто. Андрюха пару мгновений балансировал на табуретке и всё-таки откинулся, упёршись спиной в подоконник. - Якого биса?! – прохрипел он. – Белочка, да? Или… Или… Вергилий твой, точно?! - Мёртвые не пишут писем, не приходят и не звонят. Они про нас и так всё знают, и вряд ли здесь тому кто рад, - пропел я замогильным голосом. - Чего?! – ошалело переспросил Стоборов. - Чего-чего, - передразнил я. – Борисенкова не признал? - А-а-а… Не люблю… Чёрный Обелиск… - Ну и зря. Умные вещи толкуют. Стоборов отлип от подоконника и с подозрением уставился на меня. - Извольте объясниться! – потребовал он и добавил, зачем-то заглядывая под стол. – Ты, дружище, что-то больно спокоен. Не морочишь ли меня, часом? С тебя ведь станется. - А не слишком ли вы, пан Анжи, высокого о себе мнения? За вами, случаем, спецслужбы не следят? Или пришельцы? Такое, знаете ли, бывает. Особенно с великими. Что же касается моего, как вы выразились, спокойствия, так чего мне нервничать? Уже месяц так живу и ничего, жив, уж простите за тавтологию. - И как оно? – если Андрюху и смутила моя отповедь, то вида он не подал. - Попривык, как видишь. Даже интересно порой. А порой… Тут как-то капитан-погранец выступал. Рассказывал, как он китайских контрабандистов на предмет схронов допрашивал. Так там… - я поёжился. – Хорошо хоть, что всё больше диссиденты разные спорят. Да вот последний ещё. - А он кто? – заинтересовался Андрюха. - Учёный какой-то. Физик твёрдого тела, по-моему. Сверхпроводниками занимался. Знаешь, кому он это излагал? Себе! Методика у него такая была – сначала убедить себя в полной несостоятельности гипотезы, а потом доказать обратное. - Шиза… - Ты лучше вспомни, как сам к защите готовился. - Не, ну не настолько же… - Ну так то и не докторская была. Андрюха помотал головой. - Так это вооб … И тут снова очухались диссиденты. Гвалт поднялся неимоверный. Вольнодумцы пели хором, орали друг на друга, рассказывали политические анекдоты и сами же хихикали над ними мерзкими, с подвизгиванием, голосами. Проклюнулся и пограничник, который тут же начал заплетающимся языком объяснять незримому собеседнику, как именно «я ему тогда р-р-раз, а он брык и всё». Громкость голосов уже не варьировалась, а только возрастала. - Митрич, пся крев! - завопил Андрюха, хватаясь за голову. - Как к ЭТОМУ можно привыкнуть?! Я поднялся из-за стола, подошёл к висящей в углу иконке «Неупиваемая Чаша» и, склонив голову, прочитал «Отче наш». Голоса пропали, словно и не было их. - Силё-ё-ён… - протянул Андрей, всё ещё держащийся за голову. - Вот потому и привык, - признался я. – В первую же ночь, как эта чертовщина началась, я ничего не понимая спросонья молитву-то и прочитал. Потом ещё подумал, что приснилось всё, ан нет – на следующую ночь они опять разговоры разговаривать принялись. Я послушал-послушал, да и помолился вновь. И снова помогло. Теперь как только борзеть начинают, только молитвой и спасаюсь, иначе б давно уже в санаторий свели. - Боятся, стало быть. - Ещё бы, не бояться. По воле ли Его они тут, или против оной, а всё одно – напоминаний о Нём не любят… А вообще, знаешь чего мне думается? Завидуют они. - Как это? – удивился Андрюха. – Кому? Чему? - Нам. Такие, как они почему всю жизнь на кухнях выговаривались? - Боялись. - Да брось ты! Их и с кухонь толпами выводили и пачками рассылали. Тут дело в другом… Таких больше нигде не слушали. А здесь они собирались в кругу себе подобных и скармливали им всё своё инакомыслие. Ясно тебе? - Небесспорно, но ясно. А зависть-то причём? Я вздохнул. - Нас Он слышит. Везде и всегда. Он и их слышал, но они в это не верили. И сейчас не верят. А мы верим. Воцарилось молчание. - Красиво излагаешь, - нарушил тишину Андрей. – Я сейчас тоже кое до чего домыслился. Как думаешь, кто первым хозяином квартиры был? - Физик? - Точно. И сдаётся мне, что он не только теоретиком был. И так далеко он в практике забрался, что вывел сверхпроводимость этих стеночек аж на ту сторону. Не к соседям, как ты понимаешь. Вернее, к другим соседям. Теперича соседи с нами и общаются. - Хорошо, вот только… Ваша теория противоречит сама себе. - Это в чём это?! – возмутился Андрюха. - Не знаю, - пожал плечами я. – Не я это сказал. - А… - А ты подумай. Они про нас и так всё знают… Андрей крутил в руках пустую стопку. Я отобрал её и разлил остатки реактиватора. - По-моему, совпадение, - сказал он наконец. - Может быть, вот только раньше он исключительно терминологией сыпал, даже когда сам себе опровержения давал. А на этот раз, гляди-ка, до русского языка снизошёл. Помолчали ещё немного. - Это что же тогда получается? Мы с тобой, выходит, тоже со своей болтовнёй в стенках застрянем? – спросил Андрей, поднимая стопку. Я пожал плечами, поднимая свою. - Да ну их к чёрту! Давай лучше молча, - предложил он. - И не чокаясь, - добавил я. Где-то за городом печальный обладатель белого пиджака последний раз в жизни нашёл Пояс Ориона.
Все даты в формате GMT
6 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Только по ссылке мне в ломы лезть было, ты уж извини!
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума